После просмотренной "Реальной сказки" захотелось мне а) отечественного кинематографа; б) еще на Безрукова посмотреть, он мне давно нравится - этакое давнее и ровное хорошее отношение)) и я посмотрела сериал "Черные волки". События происходят в Ярославле 50-х годов, детективный сюжет. Сюжет, мягко говоря, супер. Актеры играют, мягко говоря, великолепно. Ё-мое, да оно обязано стать классикой, как "Место встречи изменить нельзя"!
Меня временами просто трясло. Когда предавали и стучали и бывшие однополчане, и девушки с бантами и светлым взглядом, промытым компартией, - а расхлябанные оторвы, родом из детдома, шли до конца, рисковали жизнью и молчали на допросах.
Логичный, напряженный, разноплановый сериал, кроме детектива люди строят как-то свою жизнь, отношения. И такие они все... разные. Живые. Ну, Павел Хромов (Безруков) - это вообще 11 баллов по 10-балльной шкале. Подполковник Гладыш (Анатолий Кот) - булатный клинок, и глаза у него - ледяные. Голубые? Вот у Киллиана Мерфи - это голубые. А у этого ледяные. Светлые. Холодные. Жесткие. Потеплели один раз - когда он понял, что его лучший друг не урка и не убийца. Боря Прилуков (Евгений Антропов) - это такой Боря... такой... шпингалет, короче)) среди матерых сыскарей смотрелся вроде практиканта. Светленький, ясный, язва такая, что мама не горюй, язык как помело... А потом одного из их команды ранили, и остальные его в больнице по очереди охраняли. И вот в Борину смену явились убийцы. И наш шпингалет взял автомат и вжарил из него так, что от убийц только клочки по закоулочкам летели)) Юрий Ильич был из тех мужчин, у которых эрогенная зона - мозг. Спокойный, глаза умные.
Короче, мужчины были на любой вкус. Это в дополнение к написанному выше.
Так вот, к отечественному кинематографу. В августе 2012 будет фильм "Матч". На Кинопоиске сюжет: По сюжету киевские футболисты из команды «Старт» в августе 1942 года провели серию игр с немецкой командой Flakelf в оккупированной фашистами украинской столице. Спортсмены отказались проигрывать и после разгрома немцев на футбольном поле, были расстреляны…
о, Боже, только бы не слили такую вещь. Хочу-хочу посмотреть. Безруков будет играть главную роль, надеюсь, это будет один из футболистов.
На волне внезапного увлечения творчеством Киллиана Мерфи пересматриваю его фильмы. Даже "Начало" - решила пересилить себя и пересмотреть, скажем так, в новом свете, вдруг больше понравится.
Увы. Основная идея фильма, как и раньше, кажется мне омерзительной. То, что команда Кобба делает с Фишером, а именно, промывка мозгов и внедрение чужой идеи извне, как было, так и осталось для меня гнуснее группового изнасилования. При этом, как и раньше. у меня нет претензий ни к режиссуре, ни к кастингу. Отличная актерская игра, Нолан - мастер, ДиКаприо молодец, Киллиану особо проявиться не дали, понятно, там и так полно народу, но то, что видно, - красиво)))) Когда ему Кобб в отеле рассказывает, мол, все вокруг сон, в ваше подсознание пытаются проникнуть... у него такое напряженное выражение лица - без слов, одной мимикой... вах)) такое прям массаракш, что означает, как известно, "мир наизнанку"...
Но впечатление все равно не то. Люди, которых позиционируют как положительных героев, вырывают у меня этот самый массаракш Лучше б уж они дальше грабили, кино-грабители у меня отторжения не вызывают, если. конечно, не у сиротки последнюю копеечку, а мегакорпорация как-нить переживет.
Если бы режиссер сделал так, что Фишеру не внедрили идею, а как бы он сам ее в себе нашел, было бы другое дело, а так...
...потому что вся френдлента пишет про выборы, и это уже утомляет. Нет, не ПЧ, что вы, своих ПЧ и избранных мну любит Выборы достали. Потому что если и есть в мире что-то, что меня волнует меньше, чем какая партия правит любимой Родиной, так это только проблемы спаривания аксолотлей в свете современного судостроения. Единая Россия фтопку? Ну-у-у... А что, другие лучше будут? Ну-у-у... Придет другой царь - и вот тут-то всем ка-а-ак станет мегахорошо! ИМХО, думать о правительстве все равно что думать о смысле жизни - становишься фаталисткой.
Ё-мое, вышел бы второй сезон "Шерлока". или хоть какой-нить блокбастер, что ли. С каким-нить кавайным мужыком...)))))
Хотя ЕР конечно, перегибают палку с зарабатыванием популярности на шоу-мероприятиях. Мы ж не америка, у нас это, как мне кажется, скорее вызывает некую... жалость, что ли.
Я посмотрела сказку, написала сказку и нарисовала кавайную картинку Картинка
Сказка - Мне сказали: в один из дней чудеса распродали на торгах. Но если город есть на реке, значит, где-то Город есть в облаках. Значит, есть и русалочий пруд, где кувшинки и пыль дождя, есть и небо крылатых коней, и крутая арка моста, над которым сразу четыре луны, рыжее солнце и звездопад. Значит, есть еще те дома, где ушедших всегда ждут назад.- Мне сказали: в один из дней чудеса распродали на торгах. Но если город есть на реке, значит, где-то Город есть в облаках. Значит, есть и русалочий пруд, где кувшинки и пыль дождя, есть и небо крылатых коней, и крутая арка моста, над которым сразу четыре луны, рыжее солнце и звездопад. Значит, есть еще те дома, где ушедших всегда ждут назад. - Смеешься? У тебя ремонт, и налоги, и толчея в метро. Кто заплатит за твой телефон? Лев из леса, где всегда тепло? Если вовремя не сходишь в банк, тебе просто отключат свет. Постарайся помнить о том, что бесплатного в жизни нет. - Я не знаю, за что взамен синий лед и зеленый лист. Я не знаю, за что взамен ураган и певучий бриз. Подскажи-ка, на чей счет перечислить любви полчаса? Что за чушь ты мне тут несешь: "Эй, мы продали чудеса"?! - Ну глупышка... За светлый сад ты получишь черные сны. Те, кто может такое дать, - всемогущи, а, значит, честны. Оплатишь кровавой зарей колокольный звон над рекой? - Если ласточки под застрехой... - Значит, в комнатах мертвый покой. - Если где-то прозрачный взгляд серых, а, может, голубых глаз… - Значит, где-то убивают за то, чтоб прожить еще лишний час. - Если вера, и тень креста, и страданье в изломе губ… - Это в роли; в жизни он, как и все, очень часто надменен и груб. - Если где-то вишневый туман, звуки флейты среди зеркал… - Значит, где-то вдыхают кайф, и улыбка сползает в оскал. - Если вечер, горячий чай и на кресле пушистый плед... - Этот вечер продлится века, и напрасно ты ждешь рассвет. Ветки будут скрести в окно, скука станет медью бренчать, и на белом столе белой слезой растечется в лужу свеча. Кто-то тенью встанет под дверью, кто-то вздохнет из угла, и в том огне, что был радостью, кто-то сгорит дотла. Те, кто хвастался дерзкой силой, живут, боясь поднять взгляд.... - ...но где-то сосны, как часовые, вечную стражу стоят. - В корнях их - кости... - ...и чья-то верность. - Их кроны - иглы... - ...и тайный шелест. И - слышишь? - тихо, как чья-то память, осенний ветер качает вереск. - Чушь... Есть хлопоты и заботы. Есть старость. И приговор. - Дай руку. Гляди, по лунному морю челнок выплетает узор. А там - над маковым лугом бабочек хоровод... Если где-то грохочет железный завод - значит, где-то летает дракон. Значит, девушка в золотом на распростертом стоит крыле. Это просто такой закон: чудеса живут на земле.
"Реальная сказка" - фильм, как явствует из названия, сказка, Россия. Продюссерский проект Сергея Безрукова. Сценарий тоже его, и одна из основных ролей его. Мне нравится Безруков, но пошла я на этот фильм не из-за него. Из-за него я сериал "Черные волки" скачала, а вот на кино пошла из идейных соображений. Идея - в данном случае имеется в виду русская национальная.
Нет, фильм не про национальную идею, разве что с натяжкой. Просто меня выбесило: паршивые очередные "Сумерки" идут весь день с промежутком в час. С утра и до вечера. А наш фильм - один сеанс. В 12 часов в будний день. Мило, да? Да с какого перепуга Россию и русских будут уважать заграницей, если мы сами себя не уважаем?! Почему каждый отдельный человек - патриот, а в массе все эти отдельные человеки-патриоты идут смотреть третьесортную американскую киношку? Ведь спрос рождает предложение, в кинотеатре небось не дураки сидят. Если дали 13 (!!! я сосчитала!!!) сеансов в сутки, значит, окупается. Мне крайне не нравится в названии русского фильма слово "реальный", так же, как в названии американского фильма слово "Америка". От названий вроде "Реальный папа", "Реальные пацаны"... "Красота по-американски" или там "Американский мститель" у меня глаз дергается но суть не в названии. Да, оно у "Сказки" так себе. Но, ё-мое, бывают случаи. когда плевать на название и прочее. Я вот читала про съемки. Безруков с этим кино носился как с писаной торбой)) Он, конечно, побогаче нас, но со Спилбергом все же не сравнить. Но ведь убедил, пробил свою идею, нашел деньги, способы, людей... у него глаза горели, когда он про свое кино рассказывал. Спроси чела на улице, кто круче - икс-мены или Илья Муромец сотоварищи - что ответят? "Наши рулят"? А почему тогда ни одна собака не хочет как-то развивать ну хотя бы кино, раз уж дороги строить вломак и неокупаемо?! Поэтому - пожалуйста! - я не хочу слышать, мол, их сказочное царство - фуфло и спецэффектов мало. Почему на Нарнию миллионы нашлись, а на мир русских сказок нет? дали б денег, - может, Горыныча бы показали)) а то Горыныч в нашем мире не выжил((
На закуску - бог Тор Алеша Попович с дредами было суперски, но и без них тоже ой-ёй)))
Пожалуйста, мироздание, пусть увлеченные люди с принципами не переводятся в этом мире.
Студия Warner Bros. подтвердила слухи о том, что Марион Котийяр сыграет в “Воскрешении Бэтмена” у Кристофера Нолана, а также сообщила, какая именно роль досталась Джозефу Гордону-Левитту. Итак, Марион действительно сыграет Талию ал Гул, дочь Раса аль Гула из картины “Бэтмен: Начало”. “Я невероятно рад снова поработать с Марион и не сомневаюсь: она станет отличным дополнением нашему актерскому ансамблю и вдохнет жизнь в ключевой персонаж нашей вселенной, путь которой мы завершаем”, - заявил Нолан, почти повторив свои старые заявления про Тома Харди. Джозеф Гордон-Левитт сыграет в картине гангстера Романа Сиониса по прозвищу Черная Маска - то есть никакого Джокера и Загадочника, как и утверждалось. Отец Романа водил дружбу с Томасом Уэйном, отцом Брюса-Бэтмена - при этом недолюбливал его и за глаза высказывал свои негативные чувства при сыне. С тех пор малец проникся двойственным чувством к этой семейке. Позже Роман обнаружит у себя невероятную склонность к преступлениям, превратится в Черную Маску и начнет мстить Брюсу Уэйну, который уже будучи взрослым и богатым, разрушил его карьеру. Таким образом, в третьем “Бэтмене” против Брюса Уэйна (Бэтмена) будет выступать четыре злодея: Женщина-Кошка (Энн Хатауэй), Бэйн (Том Харди), Талия Ал'Гул (Марион Котийяр) и Черная Маска (Гордон-Левитт). Источник: www.collider.com. подчеркивание мое
Бедняга Бэтмен: все против него, а за него один комиссар Гордон, да и тот открыто выступить не сможет(( (как я за него переживала, когда в конце "Темного рыцаря" он вынужден был разбивать фонарь Бэтмена...)
Шестиминутный пролог фильма "Темный рыцарь: Возрождение легенды", который будет демонстрироваться в сети кинотеатров IMAX перед премьерой картины "Миссия невыполнима 4: Протокол Фантом", получил отдельный прокатный рейтинг. Как сообщается в пресс-релизе кинокомпании Warner Bros. Pictures, Ассоциация американских кинопроизводителей присвоила отрывку рейтинг PG-13 из-за присутствия в нем сцен насилия. Напомним, что четвертая "Миссия невыполнима" стартует в IMAX 16 декабря 2011 года, а сиквел "Темного рыцаря" выйдет в прокат в июле 2012 года.
источник не просите)) Там еще были фотки со съемок а на фотках были уличные беспорядки)) уличные беспорядки, когда толпа дуром прет на полицию, а один чел пытается что-то сделать, - вот от этого меня сильнее всего пробивает. Хоть бы не уткой оказалось... Круто, что до наступления конца света нам покажут продолжение про Бэтмена с Бейлом в этой роли "Миссию" тоже бы посмотрела))
Для Magreta33 "Джен Эйр", ВВС, 21 век, Лондон, Бейкер-стрит, 221б. "Пожар в спальне" эээ.... кроссовер?
читать дальше- Чертовы химикаты... - ворчал Джон Ватсон, проснувшись среди ночи и нашаривая свитер: окна в гостиной до сих пор не вставили, и температура в гостиной мало отличалась от уличной. Вылезать из теплой постели казалось смерти подобно, но запах гари, разбудивший доктора, становился все сильнее. - Чертов полуночный экспериментатор... В том, что дымом несет от очередного эксперимента единственного в мире соседа, Джон не сомневался ни на йоту. На лестнице было так темно, что можно было перепутать верх с низом. Выключатель, после долгих бесплодных попыток нащупанный вроде бы совсем не там, где он помнился, нагло проигнорировал человека. В поисках мобильника, которым можно было бы подсветить, доктор опрокинул стул, ушиб ногу о край кровати и окончательно замерз. "Кто бы придержал меня за язык, - раздраженно думал он, наощупь, при неверном мерцании экранчика спускаясь в гостиную. - Если Шерлок спалит дом, как я буду оправдываться перед миссис Хадсон?" В гостиной было темно, мирно и холодно, как в погребе. На секунду Джон понадеялся, что горит на улице... но нет. Источник дыма был в доме. Странно. Зачем ему испытывать какую-то горючую дрянь в своей комнате, когда в его распоряжении всегда кухня и гостиная, сосед, в целом, ничего не имеет против - в разумных пределах, конечно! - а домовладелица вообще смотрит ему в рот? Не колеблясь больше ни секунды, Ватсон распахнул дверь в комнату соседа. В лицо полыхнуло жаром; один взгляд внутрь - он уже не думал об экспериментах и своем раздражении: ковер тлел, занавески уже вовсю пылали, а на постели среди огня и дыма спал Шерлок Холмс. - Шерлок! Вставай! Детектив, которого трясли, не желал приходить в себя: от дыма он лишился сознания. Нельзя было терять ни минуты: уже тлели простыни. Джон бросился обратно в гостиную: там, как трофей после одного из недавних их дел, валялся заряженный огнетушитель. Убрать его у доктора все не доходили руки; сейчас он клялся себе, что поставит по огнетушителю в каждом углу. "Трофей" сработал, как надо, окатив пеной ковер, кровать, занавески и Шерлока. Детектив чихнул и проснулся. - Что это, наводнение? - голос был непривычно хриплым спросонья. - Не время для сарказма, знаешь ли, - Джон устало поставил баллон. Напряжение потихоньку отпускало. - У тебя тут пожар был. - И поэтому я весь в пене? А где мой халат? - Увы, твой халат тоже в пене, - Ватсон с сожалением указал на мокрый, в подпалинах, халат, валявшийся на ковре. - Что случилось? Зачем ты развел тут огонь? - Надо было. А потом я, видимо, заснул. - Шерлок, ты можешь мне не говорить, если не хочешь, но придумай, пожалуйста, в деталях, что ты будешь врать миссис Хадсон. Желательно, чтобы я тоже это знал и мы врали бы одно и то же. - Ты врать не умеешь. Когда она спросит, просто молчи и делай значительное лицо. Я сам объясню. что здесь произошло. А теперь возвращайся к себе, я прекрасно посплю остаток ночи на диване в гостиной. Джону осталось только пожать плечами. - Спокойной ночи, Шерлок. - Погоди, ты разве уже уходишь? - Но ты же сам сказал... - Но, Джон, ты вроде как, наверное... моя жизнь, конечно, не самое в мире, но запасной у меня нет, а умирать так по-идиотски... надо мной бы даже Андерсон смеялся. Давай хоть... что принято делать в таких ситуациях? - Шерлок, ты дыма наглотался? Пожмем друг другу руки и все. - Руки? Хорошо. Он протянул руку, и Джону волей-неволей пришлось протянуть навстречу свою ладонь. Шерлок взял ее одной рукой, затем обхватил обеими. - Знаешь, Джон... я думал, будет хуже, но был неправ: это даже как-то приятно, что именно перед тобой я в таком долгу. Все остальные... но ты совсем другое дело. Совсем другое дело, Джон, быть в долгу перед тобой. Он смолк и молча смотрел куда-то в сторону. Какие-то слова почти ощутимо трепетали на его устах, но голос ему не повиновался. - Я принесу тебе одеяло, Шерлок, - сказал Джон, чтобы что-то сказать, но не пошевелился и не сделал попытки убрать руку. - Одеяло? Да-да... Джон. Я знал, что ты когда-нибудь сделаешь мне добро, я понял это по твоим глазам, когда впервые увидел тебя в Бартсе. Я социопат, и у меня одни врожденные антипатии... но, может, и врожденные симпатии тоже есть... у меня было запасное, одеяло, в смысле, но ты мне принеси свое тоже, и свою подуш... спокойной ночи, Джон. Его голос был полон своеобразной силы, его взгляд - странного огня. - Я рад, что проснулся, Шерлок. - Ты уже уходишь? - Да и тебе не стоит тут стоять, тут холодно, как в могиле, и, к тому же, мокро. И, кажется, миссис Хадсон идет. Холмс со вздохом разжал пальцы; Джон, с неожиданным для себя сожалением опустил руку, согревшуюся в ладонях детектива, и вышел. Поднялся к себе и лег в постель, но и подумать не мог о сне. Слишком взволнованный, чтобы уснуть, он едва дождался рассвета.
"..." это знаете, что такое? Думаете, роман? А вот фигушки, не роман. Повесть. В новой экранизации бессмертной... повести играют Майкл Фассбендер и Миа Васиковска. Просмотренное. Под катом впечатления вперемешку со спойлерами. читать дальше Смотреть это кино надо осторожно, а то глаза могут лопнуть)) У меня не лопнули, хотя дергались капитально. Во-первых, перл про "повесть". Большое вам, дорогие авторы, за него спасибо. Во-вторых, перевод ужасающий. В-третьих, 2 часа экранного времени МАЛО для экранизации этой книги. Блин, даже на Поттера по 2,5 делали! А тут такая схемка: Джейн поколотила кузена Рида. Джейн сослали в Ловуд. Эллен Бернс умерла. Джейн приехала в Торнфильд. На лесной дороге на нее наткнулся Рочестер. Дома они пообщались. Психованная жена подожгла занавески. Джейн разбудила Эдварда. Эдвард привез мисс Ингрем. Джейн уехала к тете Рид, и та рассказала про дядю с Мадейры. Джейн вернулась, мисс Ингрем нету. Рочестер: а пошли? Джейн: пойдем. Пришли. Дуб, белый день. Рочестер: поженимся? Джейн: точно? Рочестер: да! Джейн не заставила себя долго просить и набросилась на Эдварда с поцелуями. Свадьба. Облом. 5 минут времени на то, как Эдвард умолял Джейн наплевать на общественное мнение (одна из немногих приличных сцен). Джейн сбегает. Встречает Сент-Джона с сестрами. работает в школе. Получает наследство. Сент-Джон: поженимся? Джейн: дудки! Возвращается в Торнфильд. Там развалины. Снова встречает Рочестера. Целуются. Хеппи-энд.
Так вроде пишешь, - все есть. Но что было... Эллен Бернс - подруга Джейн. Точно? А это кто сказал? Они в своем Ловуде только переглядывались. Вот реально, сидят каждая со своей группой и на другую косится. Наглядеться, видимо, никак не могли.
Рочестер грохнулся с лошади на ровной дороге, посреди которой стояла Джейн и глазела по сторонам. Да, она его не видела. А он, бля, куда смотрел?!
Ну, ноги у Фассбендера красивые, не могу пожаловаться, что в сцене пожара в спальне Рочестера нам их продемонстрировали по самое не могу)) он не какой-нибудь там буржуй и одетым не спит, вот!
Когда Мейсона ранила сестренка, и Рочестер велел Джейн за ним поухаживать, пока сам за доктором сгоняет, что делала Джейн те 2 минуты экранного времени, что его не было? Мейсону рану промывала? Пфе. Стенки ощупывала. Где там потайная дверка. Ну и правильно, в топку Мейсона, помер бы, проблем бы не было...
Когда Джейн, узнав всю правду, отказала Рочестеру, она, как известно, от него сбежала... через окно. Он поутру врывается к ней в комнату... а там окошко нараспашку и вроде бы что-то привязано. Видимо, он ее в комнате запер и грозил всякими ужасами.
Сент-Джон - отдельная песня. Красавец? Пфе. Для начала, на вид ему лет 20, а если бакенбарды сбрить - и того меньше. Манерой поведения он мне напоминал, пардон, главгера из "Ученика чародея". В миссионеры он от несчастной любви подался, на Джейн решил жениться после того, как узнал, что она богатая... может, он об этом, конечно, и не думал... а вот я думала. И, кстати: он ей не брат. Вообще никакой. Даже не троюродный. Она ему: братик! Я: *глаз дергается* Сидят они вчетвером молятся. Пора спать. Все: спокойной ночи! Сент-Джон догоняет Джейн в коридоре и заявляет: давай поженимся. Джейн в ступоре. Сент-Джон: а чего? У тебя что, другой есть? А? Следующим кадром сталкиваются они на пустоши на узкой дорожке. Джейн: сорри, не выйду. Сент-Джон: ты не права. Потусторонний голос: Джейн! (кругом пустошь, белый день). Джейн выламывается с узкой дорожки и бежит вбок.
Приезжает Джейн в Торнфилд. Видит: сгорел. Бродит. Сбоку голос: Джейн! Из горелых развалин выходит миссис Фейрфакс, пелеринка, чепчик, все при ней. Подстерегала, видимо. Мы бы, говорит, сгорели бы тут, если б не мистер Рочестер. Джейн: а он где?
Где? Где?! В Ферндине? Это кто сказал?! Джейн переходит мостик. Был около Торнфилда такой мостик, каменный, они через него сто раз ходили. За мостиком дуб, под дубом сидит чел.
Матерь Божья! Я все прощу, что сделали с этой историей, в конце концов, Фассбендер вполне прилично играл, переживал, сценарий-монтаж - это ж не к нему, он был такой себе эмоциональный... но это! Пожалуйста, люди! Лучше бы вы оторвали Рочестеру руку! Ногу! И слепым он пусть будет, Джейн его за это должна еще больше любить... но зачем, зачем вы сделали ему БОРОДУ?! Да не какую-нибудь небритость, которая Фассбендера вполне украшает, я в "Центурионе" видела... не, хорошую такую бороду. Ака Лев Толстой. Вот тут у меня глаза едва-едва не лопнули. Он слепой, да. Подходит Джейн. Рочестер: кто здесь? Джейн: я вернулась. Рочестер: я тебя люблю! Джейн: я тебя тоже! Целуются-обнимаются. Экран гаснет. Не поняла. А где "чем я жертвую? Голодом ради пищи, ожиданием ради исполнения желания? Если быть вместе с тем, кого ты любишь всем сердцем, значит приносить жертву, то да, я нахожу радость в жертве"... И все остальное где? О, Боже... Плюсов я нашла два: 1. У них чувствовалась разница в возрасте, это плюс, т.к. часть канона, и с этой части меня особенно всегда колбасило))) 2. К игре Фассбендера у меня нареканий нет. Если бы ему дали, как Тимоти Далтону, 5 часов экранного времени, он бы показал класс. Миа временами была ничего, а временами не очень в кассу. Когда они с Рочестером пожар в спальне потушили, он ей "вы спасли мне жизнь" и они прям там чуть не поцеловались - возвращается она к себе в комнату, и выражение лица такое "а чё, неплохо было бы выскочить замуж за этого, мужик немолодой, но зачОтный"... видимо, это была мечтательная улыбка?..
... я прочитала слэш по Шерлоку АКД. И он мне понравился. Он мне настолько понравился, что я кое-где даже прослезилась, до чего трогательно. А кое-где смеялась, потому что ну такие, млин, джентльмены оба... И теперь я чувствую, что мой мир изменился. Теперь я слушаю готику и крашу губы помадой карминного цвета, и я уже не буду прежней...
Знак перемен Оригинальное название: The Sign of Change Автор: Katie, пер.: Мильва Рейтинг: R Пейринг: Уотсон/Холмс Жанр: Romance Отказ: Персонажи принадлежат сэру Артуру Конан Дойлю, который сказал про своего героя буквально следующее: «Можете женить его, можете убить, делайте с ним, что хотите». Именно этим мы с радостью занимаемся - делаем с ним, что хотим ))) Спасибо Вам, сэр Артур ))) Разрешение на перевод: получено Фандом: Записки о Шерлоке Холмсе Предупреждения: слэш Оригинал выложен: тутsnapetales.com/all.php?fic_id=4117
Вскоре после завершения дела, известного под названием “Знак четырех”, я заметил, что в моем ближайшем друге, мистере Шерлоке Холмсе, начали происходить перемены. Хотя привычки Холмса всегда отличались экстравагантностью, после нескольких лет обитания под одной крышей и пережитых вместе опасностей я по праву гордился тем, что знаю его незаурядный характер как никто другой. Наше знакомство со временем вылилось в истинное сотрудничество как в жизни, так и в работе. Редкие споры были бурными, но незначительными, и я часто задумывался о том, как же мне повезло повстречать человека, чей нрав так идеально сочетается с моим собственным. Но даже если оставить в стороне нашу взаимную приязнь, я уже не раз рассказывал читателям, что в своем восхищении поразительными способностями моего друга я доходил до настоящего благоговения перед ним; что мое уважение к его гению переросло в горячую привязанность; и что Холмсу льстило мое искреннее расположение.
Хотя дело, получившее название “Знак четырех”, не было ни самым трудным, ни самым опасным в карьере моего друга, казалось, оно наложило на него отпечаток, не исчезнувший и через много дней после гибели Тонги и ареста Джонатана Смолла. Пристрастие Холмса к кокаину, привычка, которую я находил опасной и даже саморазрушительной, после тех событий стала еще крепче, и это прискорбное обстоятельство причиняло мне особую боль, поскольку для меня это дело закончилось как нельзя лучше. Но даже радостное предвкушение женитьбы на Мэри Морстен не могло избавить меня от беспокойства о Холмсе и его семипроцентном растворе. Кончилось тем, что в один из холодных и дождливых дней, предшествующих моей свадьбе, когда настроение у Холмса было хуже некуда, я решил выяснить отношения. Поскольку мой друг, обладающий властным характером, не привык, чтобы его критиковали, я спорил с ним редко и с некоторой осторожностью, но на этот раз был настроен очень решительно.
– Холмс, – сказал ему я. – Нам надо поговорить.
Он окинул меня усталым взглядом. Мешки под его глазами свидетельствовали о затянувшейся бессоннице, и мне страшно было подумать о том, какой вред он причиняет своему здоровью. Как врач, я не мог оставаться равнодушным к его саморазрушительному поведению, но я был еще и другом Холмса, и поэтому мне было больно на него смотреть.
– Да, Уотсон? – тихо произнес он. – Судя по вашему серьезному тону, мы просто обязаны поговорить. Итак? О чем мы будем разговаривать? – Он снова уткнулся взглядом в записную книжку, в которой делал пометки.
Я откровенно заявил:
– Вы наносите себе непоправимый вред, и я не могу этого допустить.
Холмс удивленно вскинул брови.
– Ну надо же, – протянул он. – Как вы взволнованы! А я великолепно себя чувствую. Так что я попрошу вас объяснить, что вы имели в виду. Каким же образом я наношу себе вред и, что гораздо важнее, какое вам дело до этого?
Его холодный тон меня удивил. Время от времени Холмс обидно подшучивал надо мной, но никогда не говорил так грубо. Я проглотил застрявший в горле комок и продолжил:
– Сначала я отвечу на первый вопрос, потому что именно он требует ответа. Вскоре у вас возникнут очень большие проблемы со здоровьем, если вы не начнете есть как следует, не отдохнете и не перестанете так часто пускать в дело ваш шприц. – Я помолчал и добавил: – Что касается второго вопроса. Даже если вы не считаете меня своим лечащим врачом, я надеялся, что вы считаете меня своим другом. В любом случае я имею полное право позаботиться о вашем здоровье.
– Ясно, – ответил Холмс. – Но разве вы еще не поняли, что ваше мнение о моем образе жизни мне давно известно? Я удивляюсь вашей готовности повторять раз за разом одно и то же. Неужели вы не сделали никаких выводов из того, что я и раньше не следовал вашим советам? Кокаин не стал для меня зависимостью; он нужен мне, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, когда передо мной нет достойных задач и мой ум вынужден трудиться вхолостую. Неужели вы не можете прожить со мной в согласии всего одну неделю, а затем вы съедете и мои привычки больше не будут ранить ваши чувства.
Наверное, вид у меня был такой, будто я получил пощечину. Холмс, заметив, что его слова меня задели, встал из-за стола и подошел ко мне. Я стоял, опустив голову. Холмс посмотрел мне в лицо своими ясными серыми глазами.
– Вы не сердитесь?
– Нет, – сказал я, испытав облегчение от того, что он заметил мое душевное состояние. – Конечно, нет, я не сержусь. Но беспокоюсь, – добавил я, когда Холмс направился к камину. Он набил трубку табаком из персидской туфли и снова повернулся ко мне. – Беспокоюсь и немного растерян.
– Растерян? – повторил он. А затем неожиданно спросил: – Почему?
– Знаете, Холмс, я полагал, что такой мастер дедукции, как вы, должен замечать, как меняются ваши привычки. Я растерян, потому что вы до сих пор не взялись за очередное дело, хотя возможности были; потому что, несмотря на вашу деятельную натуру, вы погружаетесь в апатию; и еще потому, что ваше пристрастие к кокаину, которое вы оправдываете необходимостью отвлечься в периоды вынужденного безделья, перерастает в настоящую зависимость.
Холмс зажег трубку, задумавшись над моими словами, а затем словно бы принял решение. Он сказал:
– Уотсон, ваша наблюдательность делает вам честь. Я действительно сейчас не в себе. И, полагаю, должен объяснить вам причину. – Вежливые манеры Холмса, которые всегда производили особенно сильное впечатление благодаря его высокой стройной фигуре и элегантному костюму, не помогли ему скрыть нервозность.
– Вы правильно полагаете, – сухо заметил я. Обычно я быстро прощал Холмсу невольные обиды, которые он мне наносил, но на этот раз его слова вызвали у меня сильное раздражение.
– Это касается вашей женитьбы, – торопливо ответил Холмс, как будто боялся, что если задержится хоть на мгновение, то уже не решится это произнести. Он повернулся спиной ко мне, положив правую ладонь на каминную полку. – Я… должен признаться, что почти ничего не знаю об этом. Мой жизненный опыт не включает в себя супружество, и вряд ли я когда-нибудь женюсь. Для меня это невозможно. И все-таки я хочу, чтобы вы знали: в результате нашего долгого общения я начал испытывать определенное… любопытство к вашим делам.
– Да? – сказал я. Должен признаться, упоминание о моем браке застало меня врасплох. Хотя мы с Холмсом были так близки, как только могут быть близки друзья и деловые партнеры, Холмс последовательно избегал любых разговоров о грядущем венчании с тех самых пор, как сказал, что не станет меня поздравлять. Я полагал, что его нежелание обсуждать эту тему было вызвано приступом странного женоненавистничества, которое так противоречило его врожденной рыцарственности. Сложный характер Холмса оставался для меня загадкой, которую я уже не надеялся разгадать до конца. – Так чем же беспокоит вас моя женитьба?
– Я хотел бы задать вам один вопрос.
– Пожалуйста.
Холмс по-прежнему не смотрел на меня, но я знал, что мое лицо отражается в стекле, закрывающем фотографию Ирэн Нортон, в девичестве Адлер, в то время как сам я не мог видеть лица Холмса.
– Вы любите ее, Уотсон?
Голос его звучал ровно, но я заметил, что Холмс с такой силой вцепился в каминную полку, как будто боялся упасть, а его вторая рука, засунутая в карман, сжалась в кулак. Он замер, как статуя, так что я даже понять не мог, дышит он или нет. Я был так удивлен этим странным состоянием Холмса, что боюсь, слишком долго молчал, прежде чем ответить на такой простой вопрос. Наконец, я сумел подобрать верные слова:
– Да, Холмс. Конечно, я ее люблю. Она одна из самых очаровательных женщин, которых я встречал в своей жизни. Разве стал бы я просить ее руки, если бы не влюбился в нее?
Холмс еще несколько мгновений стоял неподвижно. Затем вдруг расслабился, повернулся ко мне и одарил меня одной из самых обаятельных своих улыбок, которые обычно приберегал для заигрывания со служанками и вытягивания информации из неразговорчивых кухарок. В полумраке гостиной она показалась мне слишком уж ослепительной.
– Ну конечно, вы ее любите! – радостно воскликнул Холмс, бросившись ко мне и пожав мою руку. – И я поздравляю вас, друг мой. Я опасался лишь, что пережитые опасности и сияние сокровищ Агры придали романтический оттенок обстоятельствам, которые впоследствии могли показаться вам гораздо более прозаическими. Но раз вы действительно ее любите, то ничто не стоит у вас на пути.
– И это все, Холмс? – спросил я. Я был рад, что страхи Холмса оказалось так просто развеять, и слегка польщен тем, что хотя бы часть его проблем была связана со мной. Холмс не пытался скрывать своей привязанности ко мне, но в то же время очень редко проявлял свои чувства.
– Да, это все, что я хотел бы узнать. А теперь, с вашего позволения, мне пора.
– Но, Холмс, – возразил я, – миссис Хадсон подаст нам ужин через пол…
– Да. Конечно. Я съем его позже. Сейчас мне необходимо встретиться с Майкрофтом, чтобы посоветоваться с ним по очень деликатному вопросу.
– Конечно, Холмс. Он желает обсудить с вами международные отношения?
– К сожалению, это исключительно внутренняя проблема, – ответил Холмс.
Мы попрощались, и я помог ему надеть пальто. К моему удивлению, он вихрем промчался по лестнице и чуть ли не бегом бросился к проезжающему мимо кэбу. Я закрыл дверь и вернулся в гостиную. От трубки Холмса, забытой на каминной полке, поднимались тонкие струйки дыма. Я выбил ее и сел в свое любимое кресло, чтобы подумать о событиях сегодняшнего дня. Я не знал, что гнетет моего друга, но намеревался выяснить это как можно скорее.
* * *
– Видишь ли, Шерлок, – произнес Майкрофт мрачно, но не без нежности, глядя на своего младшего брата, сидящего в кресле комнаты для гостей в клубе “Диоген”. – То, что ты так разволновался, совершенно на тебя не похоже. Во-первых, что плохого может быть в женитьбе Уотсона? Я уверен, что его избранница достойна уважения, и ты же сам говорил, что она проявила себя достаточно сообразительной и очень храброй женщиной. То есть, за твоего компаньона опасаться нечего. Но ведь и не из-за Мэри ты так настроен против их свадьбы, потому что Уотсон – во всех отношениях выдающийся джентльмен.
– Конечно, выдающийся. Но дело не в этом, – возразил Шерлок Холмс.
Выглядел он неряшливо, и Майкрофт, который не мог этого не заметить, ощутил смутное беспокойство. Обычно Шерлок очень тщательно следил за своим внешним видом. Несмотря на обычную резкость, Майкрофт испытывал инстинктивное желание защищать своего младшего и более деятельного брата. Ему хотелось бы выяснить, чем же так сильно расстроен Шерлок, что в течение трех дней не замечал пятно засохшей грязи на правом ботинке. Впрочем, Майкрофт был необычайно наблюдателен и хорошо знал своего брата, а поэтому был уверен, что очень скоро все откроется.
– А в чем же тогда дело? Твое финансовое состояние таково, что ты можешь позволить себе гораздо более дорогое жилье, чем та квартира, которую ты делишь с Уотсоном. Нельзя сказать, что ты теряешь делового партнера или биографа, поскольку Уотсон наверняка будет и дальше участвовать в твоих расследованиях. А пишет он порой так много и красочно, что создается впечатление, будто только ради ваших совместных приключений он и живет.
Шерлок пристально взглянул на брата, удобно развалившегося на диване, а затем проворчал:
– Хотел бы я, чтобы твои слова были правдой.
Майкрофт с волнением заметил, что руки брата слегка дрожат, и что Шерлок старается не смотреть ему в глаза.
Майкрофт прищурился.
– Сиди спокойно, Шерлок, – сказал он. – Ты меня нервируешь. И если ты что-то хотел мне сказать, говори. Ты пришел, зная, что найдешь меня здесь, признался, что тебе неприятна мысль о будущей женитьбе доктора Уотсона, а после этого и десяти слов не сказал. Давай начистоту. Ты собирался что-то мне сообщить, и я надеюсь, что твоя новость не столь серьезна, как можно было бы судить по твоему ботинку.
Шерлок посмотрел на свои ноги и слегка улыбнулся.
– В масштабах мироздания она не имеет никакого значения. И все же, – он глубоко вздохнул, – это может оказаться самым важным событием в моей жизни. – Он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть свои ботинки и следы трехдневной лондонской слякоти. – Они ужасны, да?
Майкрофт улыбнулся.
– Да, – мягко сказал он. – Настолько ужасны, что даже я это заметил, хотя я хорошо тебя знаю и в любом случае догадался бы, что это не обычный визит. – Он помолчал. – Может, будет проще, если я прибегну к дедукции?
Невесело рассмеявшись, Шерлок Холмс откинулся на спинку кресла.
– Думаю, да. Хотя твой опыт в этой сфере столь же незначителен, как и мой.
И тогда Майкрофту все стало ясно. Сердце Шерлока забилось быстрее, когда он увидел отрешенный взгляд в глазах брата и понял, что его тайна открылась так быстро. Мгновение Майкрофт выглядел потрясенным, но тут же взял себя в руки. Казалось, он обдумывает, с какой стороны лучше подойти к такой сложной теме. Шерлок молчал; у него так сдавило горло, что он едва мог дышать. Наконец, заметив, как сильно побледнел брат, Майкрофт заговорил с ним просто и откровенно:
– Ты любишь его?
Губы Шерлока дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но в последний миг передумал. Затем, зажмурившись и откинув голову назад, он прошептал:
– Да. – Дрожащей рукой он отбросил с высокого лба прядь черных волос. Только через несколько мгновений он смог спросить со своей обычной иронией: – Разве это так очевидно?
– О, Шерлок… – произнес его брат. – Конечно, нет. Впрочем… да, очевидно. Для меня. Но должен признаться, мне понадобилось чертовски много времени, чтобы это понять.
Шерлок с горечью улыбнулся.
– Уотсону тоже.
– Понятно, – ответил Майкрофт. – Похоже, что так. Вы несколько лет живете под одной крышей, и он остается в неведении? Или это случилось недавно?
– Нет, – с печалью сказал Шерлок. Не в силах усидеть в кресле, он встал и прошелся по темно-красному ковру. А затем прислонился к столу. – Это случилось довольно давно. Конечно, я не могу винить его за то, что он ничего не замечал. Я долго боролся со своими чувствами, и видит Бог, какая это была борьба! Я чувствовал себя так, словно оказался в аду и толкаю в гору огромный камень. И на самом деле я так и не сдался. Вернее было бы сказать, что этот камень меня раздавил.
– Какой болезненный опыт для такого независимого человека, как ты.
– Это слишком слабое описание того хаоса, который царит сейчас в моих мыслях, Майкрофт.
Шерлок достал сигарету из серебряного портсигара с гравировкой: “Ш.Х. от Дж.У. Рождество, 1885 г.”, закурил и глубоко затянулся. Убедившись, что брат готов продолжать разговор, Майкрофт осторожно продолжил:
– Могу предположить, что твой внезапный визит вызван грядущей женитьбой доктора Уотсона. Я согласен, что это большая проблема. – Выслушав признание брата и не особенно ему удивившись, Майкрофт не спешил расспрашивать его дальше. Сам он избегал близких отношений и был уверен, что Шерлок и в самом деле настолько асексуален, насколько хочет казаться. Известие о том, что Майкрофт ошибался в своем брате, не было неприятным – скорее неожиданным. – Чтобы я смог помочь тебе, мне придется задать несколько вопросов. Какие действия ты предпринял?
Шерлок на мгновение прикрыл глаза; его длинные ресницы резко выделялись на фоне мертвенно-бледной кожи.
– С каждым месяцем я заходил все дальше и дальше. Он сопровождал меня повсюду. Мы вместе ужинали, вместе гуляли, ходили в театр, в Альберт-Холл. Не говоря уже о том, что он был в курсе всех моих дел, даже самых конфиденциальных. И при этом ни о чем не догадывался. Бога ради, Майкрофт, я играл для него на скрипке, чтобы он мог уснуть!
– Хм, – буркнул Майкрофт. – То есть, ты исчерпал все возможные способы намекнуть ему о своих чувствах, не прибегая к словам. Можно написать письмо, но я бы тебе не советовал.
– Майкрофт, ты видишь перед собой измученного человека, но не круглого дурака. Если такое письмо попадет в руки шантажиста, его цена будет баснословной.
Майкрофт вздохнул.
– Приятно знать, что несмотря на силу твоих чувств ты еще не окончательно потерял голову. Но знаешь, каким бы рискованным это ни казалось, почему бы тебе просто не сказать ему? Его женитьба, как ты понимаешь, поставит крест на всех твоих надеждах. Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль, – добавил Майкрофт, видя, как расстроили Шерлока его слова, – а для того, чтобы ты понял всю важность момента.
– Важность? – воскликнул Шерлок. – Важность! А как ты думаешь, почему я пришел именно к тебе? Да, Майкрофт, ты мой брат, и ты обладаешь нашей фамильной наблюдательностью и умением делать правильные выводы, но ты же не считаешь себя мастером в любовных делах? Уотсон женится через неделю, он попросил меня быть его шафером, и от отчаяния я бросился к тебе, к единственному человеку, кроме Уотсона, который, как я верю, не станет раскрывать мою тайну и не позовет полицейского. – Он умолк, а затем хрипло добавил: – Сегодня я все ему расскажу. Но, если случится какая-нибудь неприятность… – он кашлянул. – Я… просто хотел, чтобы ты знал, как обстоят дела. Он любит Мэри, понимаешь? – В голосе Шерлока звучали отчаяние и злость. – Он сам мне сказал.
– Понятно, – сказал Майкрофт. – Хорошо. – Он встал, подошел к столу и положил свою большую ладонь на плечо Шерлока. – Я буду ждать от тебя новостей. Согласен, это наилучшее… нет, единственное, что ты можешь сделать.
Проводив брата до двери, он остановился. Шерлок взглянул на него.
– По его рассказам видно, что он тебя любит. – Майкрофт был потрясен, заметив блеск слез в глазах брата, но продолжил: – Он любит тебя, конечно. Ты просто должен помочь ему это понять.
Шерлок кивнул, пожал руку Майкрофта с таким видом, будто прощался с ним навсегда, распрямил плечи и направился на Бейкер-Стрит.
* * *
Я дремал в своем кресле, когда на лестнице послышались шаги Холмса. Он открыл дверь и вошел, продрогший и промокший до нитки. Когда он начал снимать мокрое от дождя пальто, я вскочил на ноги.
– Господи, Холмс, позвольте, я вам помогу. Неужели в такую непогоду не нашлось ни одного свободного кэба? Вам нужно срочно обсохнуть, а не то вы простудитесь.
Он снял с себя верхнюю одежду и остался в рубашке и жилете, которые хоть и не промокли насквозь, но были влажными. Подойдя к камину, Холмс провел рукой по темным волосам, блестящим в свете лампы. Шляпу он держал в другой руке и, судя по состоянию его волос, шел под дождем с непокрытой головой по крайней мере несколько минут. Затем он бросил шляпу на диван.
– Уотсон, я должен кое в чем признаться.
– Да? – произнес я. Я представить себе не мог, что могло так взволновать столь сдержанного человека, как Шерлок Холмс, чтобы он проделал путь от клуба “Диоген” до Бейкер-Стрит под мартовским ливнем. Видя, что Холмс колеблется, я добавил:
– Я весь внимание.
– Отлично, – ответил он. Казалось, он ведет какую-то внутреннюю борьбу. На его высоких скулах выступил румянец, и по суетливости его движений, обычно ему не свойственной, я понял, что признание будет нелегким.
Наконец он заговорил, и в его голосе чувствовался легкий оттенок страха:
– Боюсь, я не был полностью откровенен с вами. Для нас обоих было бы лучше, если бы я все вам сказал еще в начале. Но моя обычная скрытность и опасение вызвать ваш гнев заставляли меня молчать до тех пор, пока не возникла эта ситуация. – Он глубоко вздохнул и продолжил. – Уотсон, у меня есть очень серьезное возражение против вашего брака.
Я был так поражен, что не способен был задать простой вопрос: “И что же это за возражение?” Такую боль я испытал от его слов и так боялся того, что он скажет дальше, что утратил способность связно мыслить. Я просто ждал продолжения.
Но вместо того чтоб продолжить, Холмс подошел к столу и налил себе приличную порцию бренди, то ли чтобы согреться, то ли чтобы набраться решимости.
– Так что же? – воскликнул я. – Вы не можете держать меня в таком напряжении. Если на мои отношения с Мэри брошена тень, вы не должны скрывать это от меня. – Мой голос сорвался.
Холмс отставил пустой стакан и посмотрел мне в лицо. Его серые глаза всегда казались мне поразительными. Их взгляд мог быть и загадочным, и очаровывающим, а иногда в нем вспыхивало веселье, неожиданное, словно летняя гроза. Ум, который светился в его глазах, мог бы меня напугать, но я видел в нем что-то волнующее и даже немного опасное. Сейчас Холмс смотрел на меня так пристально, как никогда раньше, и его взгляд был острым, как сталь, когда он тихо и отчаянно сказал мне:
– Уотсон, я влюбился.
Пол на мгновение ушел у меня из-под ног, но я быстро овладел собой.
– Боже правый! – воскликнул я. Так вот какова была тайна, мучившая Холмса в последнее время. У меня заныло сердце от сострадания. Мой лучший друг, человек, за которого я был готов умереть, полюбил мою невесту и мучился чувством вины. В течение нескольких минут я не мог произнести ни слова, пока не понял, что обманываю Холмса своим молчанием. Глубоко вздохнув, я сказал:
– Холмс, вы должны понимать, что такое бывает. И я, и Мэри не можем винить вас за ваши чувства.
Казалось, Холмс был ошеломлен моей реакцией – как будто-то он ждал удара в ответ.
– Я рад слышать это от вас, – прошептал он.
Я решил действовать как джентльмен, чего бы мне это ни стоило. Мой друг был невероятно талантлив, знаменит, обладал средним достатком и весьма впечатляющей внешностью. Я знал, что предложу Мэри выбрать одного из нас и не стану обижаться, хотя мне и делалось дурно от мысли, что я не выдержу никакого сравнения с Холмсом. Сочувствуя моему другу, который все еще выглядел так, как будто избежал падения в геенну огненную, я спросил у него:
– А вы еще не говорили с Мэри?
– Нет, – торопливо ответил Холмс, – зачем… – И вдруг неожиданно побледнел, как снег. Я понять не мог, была ли влага на его лице каплями дождя или пота. – Нет, повторил он более решительно. – Я не говорил с Мэри о том, что люблю ее. По той простой причине, что я не люблю ее и никогда не любил. – Голос его был твердым, но в нем звучала боль.
– Не понимаю, Холмс. – Я подошел к своему другу и взял его за руку. – Вы сказали, что противитесь моему браку, потому что влюблены.
Он посмотрел на меня, улыбнулся такой несчастной улыбкой, что у меня сердце зашлось, и тихо сказал:
– Да.
Когда в следующее же мгновение я понял, что он имеет в виду, я не смог ответить ему сразу. Его слова звучали у меня в ушах, и пока мой разум пытался их осмыслить, в моей памяти всплывал миллион незначительных жестов, тысяча взглядов, полных сомнения, все то, что я или понимал неправильно, или упрямо не замечал. Часы пробили восемь; на улице было темно, и ветер бил в окна так, словно стремился задуть огонь, горящий в нашем камине. У меня мелькнула безумная мысль о том, знает ли Холмс, что его признание преступно? Конечно, он знал. Холмс знал все. Это я блуждал во тьме. Неожиданно вспомнив о том, что моя ладонь все еще лежит на руке Холмса, и нас разделяет только тонкая ткань его рубашки, я отошел к камину якобы для того, чтобы разворошить тлеющие угли. Мне нужно было вернуть ощущение нормальности, снова почувствовать себя всего лишь соседом Холмса, его компаньоном, и Господи, как же я мог не замечать его отношения ко мне, того, как он…
– Судя по вашему молчанию, эта новость вам неприятна. Уверяю вас, я обдумал все возможные последствия этого разговора, и хотя меня устроило бы только одно из них, я готов принять любое из остальных четырех. – Глаза Холмса лихорадочно блестели, но он полностью владел собой. Сейчас, когда я наконец все понял, он выглядел даже спокойнее.
– Четыре последствия?
– Конечно, Уотсон. Четыре. Во-первых, вы можете уйти из этого дома и никогда сюда больше не возвращаться; во-вторых, вы можете попытаться сохранить нашу дружбу и после вашей женитьбы; в-третьих, вы можете меня возненавидеть; в-четвертых, вы можете последовать моим желаниям из ложного чувства верности, дружеского отношения или жалости.
Я кашлянул.
– А пятое последствие?
– Думаю, вы догадаетесь сами. – Я не в первый раз подумал о том, какой сильный и звучный у Холмса голос. Он мог наводить ужас на самых закоренелых преступников и успокаивать обезумевших от горя клиенток. – Уотсон, вы не самый проницательный из людей, но я считаю вас умнее большинства. Пожалуйста, – взмолился Холмс, подойдя ко мне. – Я знаю, что напугал вас и, скорее всего, разрушил единственную дружбу в моей жизни, не омраченную тщеславием и завистью. Наверняка мое признание вызвало у вас отвращение, – продолжил он, повысив голос. – И вы сейчас сильнее всего хотите забыть о том, что оно вообще прозвучало. Но ради всего святого, возненавидьте меня, ударьте меня или просто уйдите, но только не молчите. Я не могу этого вынести.
– А ничего другого не остается, – со злостью ответил я. – Я понятия не имею, что вам сказать.
На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина.
– Хорошо, – сказал Холмс более ровным тоном. Очевидно, ему стоило огромных усилий так открыться передо мной, а его чувствительная и страстная натура требовала быстрого решения – каким бы оно ни было, счастливым или мучительным. Но я все еще не мог разобраться в противоречивых чувствах, бурлящих в моей душе. Я со вздохом подумал, что мне понадобится несколько дней, чтобы разрешить эту запутанную загадку, но в тот миг я испытывал лишь огромное сострадание к Холмсу, чувства которого были такими искренними и страстными, что у меня захватило дыхание. Наверное, меня подтолкнуло к этому инстинктивное желание уберечь этого удивительного человека от саморазрушения, но я взял его руку и сжал ее. Его кожа была, как лед, и я вспомнил, что он совсем недавно пришел с холода. Я и сейчас мог бы объяснить свой поступок инстинктом врача, но на самом деле все было гораздо, гораздо сложнее.
* * *
Мне трудно вспомнить, как все началось. Наверное, я повел его в спальню, чтобы найти для него смену теплой одежды. Наверное, я помог ему снять жилет, потому что Холмс, казалось, совсем окоченел. Наверное, я и ладонь приложил к его лбу только лишь потому, что мне хотелось его успокоить. Но я при всем желании не смогу сказать, что отвернулся, когда он сел на кровать и уткнулся лбом в мою грудь. И я не могу отрицать, что когда я запрокинул его голову, чтобы увидеть лицо, мне не хотелось ничего другого, кроме как раствориться в туманной дымке его серых глаз. Я взъерошил пальцами его темные густые волосы. Ни Холмс, ни я, не знаем, кто из нас начал тот поцелуй. И никогда уже не узнаем.
Кожа Холмса очень скоро перестала быть ледяной, пока мы торопливо раздевались, совершенно забыв о приличиях. Я могу объяснить свою необычную страстность лишь крепостью уз, которые связывали нас уже давно, и опьяняющим действием поцелуя. До этого я видел Холмса обнаженным всего два раза: однажды мне пришлось раздеть его, чтобы обработать рану от пули, задевшей грудную клетку, и второй раз – когда он вернулся после потасовки, случившейся во время одного из его приключений в Ист-Энде. У меня мелькнула мысль о том, что его тело никогда не казалось мне таким сильным, таким стройным и мускулистым. Но я сразу понял, что ошибаюсь. Оно было прекрасным и раньше. Я смотрел, но не видел.
Затем, в постели Холмс удивил меня своим мастерством, а сам я был поражен тем, как отвечал на его ласки. Холмс остановил меня лишь однажды. Он наклонился надо мной, прижав мои руки к матрасу, его глаза были в дюйме от моего лица.
– Скажи мне, – произнес он сдавленным шепотом. – Скажи мне, что это не жалость. Поклянись, что это не твоя проклятая доброта.
Я был в тот миг так возбужден, что ответил ему:
– Нет. Клянусь.
Потом нам долго было не до разговоров. В конце концов я так устал, и эмоционально, и физически, что уснул в объятиях Холмса, и его голова покоилась у меня на груди.
* * *
Сейчас, вспоминая ту ночь, изменившую все безвозвратно, мне трудно вспомнить, что я делал, когда очнулся от сна. Мне хочется сказать, что ночь, проведенная с Холмсом, убедила меня остаться рядом с ним навсегда, что наша страсть привязала меня к нему так же сильно, как он был привязан ко мне. Мне отчаянно хочется написать, что я жаждал его поцелуя и разбудил его нежным прикосновением, потому что хотел увидеть его лицо, когда он проснется. Но ничего этого не было.
На меня нахлынуло чувство стыда, такое сильное, какое я не испытывал никогда в жизни. Я не просто переспал с мужчиной (одна лишь мысль об этом вызывала у меня дрожь отвращения), но стал изменником. Я клялся в верности Мэри Морстен, благородной леди, которая из-за своего воспитания и силы характера никогда не сможет простить супруга, способного не просто изменить жене, но вступить в гомосексуальную связь. Я посмотрел на Холмса, мирно спящего рядом со мной. Человек, который всегда восхищал меня своей храбростью, интеллектом и стремлением к справедливости, теперь, когда я был охвачен чувством вины, казался мне наркоманом, совратившим меня с истинного пути. Я думал о том, сколько мужчин было у него до меня, сколько у него было таких противоестественных связей. Злясь на себя за свою измену, я и на Холмса смотрел с отвращением, видел в нем падшего ангела, плач которого звучал у меня в ушах дьявольским хохотом. В своем безумии я думал о том, что он соблазнил меня, несмотря на мое радостное предвкушение грядущей женитьбы.
Я не стал дожидаться, пока он проснется. Встав с постели так беззвучно и осторожно, как только можно, я прокрался к двери. Оглянувшись, я увидел, как вздымается и опадает его грудь под тонким одеялом. Холмс привык спать очень чутко – постоянное противоборство с преступниками вынуждало его всегда быть начеку. Но он не спал несколько ночей, а последняя ночь была слишком бурной. От воспоминания о ней меня бросило в дрожь. Я сбежал от Холмса, от его тьмы, от его сложности, от его крайностей. После этого я не виделся с ним несколько недель.
Оглядываясь в прошлое, я вижу в своей жизни два самых жестоких и бессердечных поступка. Одним из них было мое бегство. Вторым – мое возвращение.
Глава 2.
Недели через две после свадьбы я сидел перед горящим камином, глядел в огонь и пытался понять, что же я наделал со своей жизнью.
Оглядываясь в прошлое, я не могу объяснить, почему мой рассудок так долго не мог принять то, что казалось естественным моему телу и было дорого сердцу. Читатели могут счесть меня безнадежным тупицей, но хотя я и не обладал невероятной проницательностью Холмса, мне всегда казалось, что я в достаточной мере наделен здравым смыслом и способностью к состраданию. Работа врача большего и не требует: знания человеческой природы вкупе с некоторыми практическими навыками вполне достаточно, чтобы сделать себе карьеру в медицине. Признаться, я был уверен, что неплохо разбираюсь в людях, тем более, в себе самом. Я ошибался; я совершенно себя не знал. И после свадьбы очень быстро понял, какой чудовищной была моя ошибка.
Я не хочу, чтобы у читателей сложилось ложное впечатление: Мэри действительно была ангелом. Я не настолько черствый человек, чтобы думать о ней плохо, и до сих пор вспоминаю ее с нежностью и благодарностью. Она до последних дней оставалась веселой, чуткой, терпеливой и любящей. Короче говоря, она обладала всеми теми качествами, которых не было у Холмса… и тем сильнее мне его не хватало.
Чувство отвращения, вынудившее меня покинуть Бейкер-Стрит, сопровождало меня до конца недели, отравило последние часы перед венчанием и продолжало меня преследовать после свадьбы. О да, я женился. Злясь на Холмса за то, что, как мне казалось, было его извращенной прихотью, я бросился в объятия Мэри и не мог даже думать о нем. Я сумел похоронить воспоминания о той ночи на самом дне души и скрыть свою вину от невесты, которая объясняла перемены в моем настроении предбрачной нервозностью. Я скрывал это от нее и от самого себя, избегал любых мыслей о Холмсе, пока однажды, холодным и ветреным днем, не увидел его лицо на первой странице газеты “Стар”. Я находился всего в двух кварталах от своего нового дома и весь остаток пути пытался сдержать неожиданный наплыв эмоций и запретных воспоминаний.
Тот вечер с Мэри оказался для меня труднее самого сурового испытания, которое только может придумать писатель. Я прикасался к ней и с внезапным ужасом понимал, что чувствую прикосновения рук Холмса. Хотя я изо всех сил старался скрывать свои чувства, Мэри, с ее женской интуицией, слишком часто бросала на меня недоуменные взгляды. Часа через два после ужина, когда мы отдыхали в гостиной, она решилась задать мне вопрос.
– В чем дело, Джон? – спросила она, когда я, наверное, в десятый раз посмотрел на нее и тут же отвел взгляд. – Ты сегодня на себя не похож. Теперь ты должен делиться со мной всеми своими тревогами. – Она искренне улыбнулась. – Расскажи, что случилось, и постепенно это войдет в привычку.
Нелепые оправдания роились у меня в голове. Меня бросило в холодный пот, когда я понял, что самым простым решением было бы все рассказать Мэри. Как я смогу хранить от нее эту тайну до конца наших дней? Хоть Мэри, возможно, не так хорошо меня знала, но Холмс всегда со смехом говорил, что мои попытки солгать слишком сильно отдают театральностью. Сам Холмс был неплохим актером, и поэтому я не подвергал сомнению его слова. Не смогу же я сбегать из дома каждый раз, когда его портрет будет появляться в газетах. Я понял, что как бы болезненно и унизительно это ни было, но мне придется сознаться.
– Это касается Холмса, – осторожно начал я. Мэри взволнованно наморщила лоб. Она беспокоилась о Холмсе с тех пор, как он не появился на нашей свадебной церемонии и я не слишком убедительно попытался объяснить его отсутствие важными делами и правительственными заданиями. Хоть Мэри и считала Холмса высокомерным, он был любезен с ней и, самое главное, разрешил ее загадку. А то, что мы с ней познакомились благодаря ему, больше не казалось мне таким уж благословением.
– Мой милый Джон, – сказала Мэри, убрав с лица светлую прядь. – Ты должен все мне рассказать. Что бы ни случилось, мы сможем это исправить.
Я сильно в этом сомневался. Вряд ли я смог бы исправить хоть что-нибудь в своей жизни. У меня мелькнула мысль о том, как было бы хорошо, если б Холмс не взялся за дело о сокровищах Агры… или если бы я не участвовал в его расследованиях… или если бы он не сделал свое ужасное признание… или если бы мы вообще никогда не встретились…
Но нет. Даже тогда, мучаясь страхом и неуверенностью, я знал, что о чем бы мне в жизни ни пришлось сожалеть, я никогда не стану жалеть о том, что повстречал Шерлока Холмса.
– Джон?
Я очнулся от своих раздумий.
– Да, Мэри.
– Ты же знаешь, если я могу хоть в чем-то тебе помочь, то я с радостью сделаю все возможное. Я знаю, как много значит для тебя мистер Холмс.
Это было просто невыносимо: даже такая невинная фраза вызвала у меня приступ паники. Нет, я не мог так жить. Я должен был ей сказать. Но нужно найти способ сделать это наилучшим образом. И с чего же я должен начать? Я чуть не расхохотался, когда мне в голову пришли несколько первых фраз. Моя драгоценная, ты должна узнать, что я изменил тебе… с мужчиной. Моя дорогая женушка, меня соблазнил мистер Холмс. Мы с мистером Холмсом занимались любовью пару недель назад. Мэри, Холмс любит меня. Любит меня…
Невозможность признаться оказалась сильнее, чем чувство вины. Как бы эгоистично я ни вел себя в эти дни, я не мог причинить Мэри такую боль. Я инстинктивно стремился ее защитить, уберечь от последствий своей ошибки, пусть даже жертвуя при этом своим душевным спокойствием. Она любила меня, а мое признание стало бы для нее ударом. Даже если оставить в стороне ее обиду на меня, сможет ли она относиться к себе по-прежнему, зная, что она сделала со мной, и что сделал я с лучшим в мире частным детективом?
– Мэри, я боюсь, что в этом деле ты ничем не сможешь мне помочь, – осторожно сказал я. Я хотел ее успокоить, убедить ее, что справлюсь сам. – Но ты не сомневайся, я всегда буду обращаться к тебе за поддержкой, если возникнет такая необходимость.
– Я понимаю, – ответила Мэри разочарованно. – Если у мистера Холмса возникли личные проблемы, и если ты ему нужен, я никогда не стану просить тебя, чтобы ты обманул его доверие. – Эти ее слова принесли мне огромное облегчение, и я понял, что именно в них мое спасение.
Неожиданно она склонилась ко мне и продолжила:
– Я только хочу, чтобы ты объяснил мне одну вещь.
Я зажмурился, решив, что погиб. Мэри настойчиво прошептала:
– Пожалуйста, скажи мне честно… у мистера Холмса все хорошо?
Мои глаза распахнулись от изумления. Нет, конечно, ничего хорошего у Холмса быть не могло. Я увидел его лежащим в постели, как наяву: морщины на его лбу разгладились, выражение лица казалось почти довольным. Вот таким, мирно спящим, он был, когда я ушел от него. Я не оставил записку. Я женился, и даже не жалел о том, что его не было на церемонии; напротив, я несказанно радовался, что его там не было.
– Нет, – буркнул я, пораженный собственным бессердечием. – Наверняка у него не все в порядке. – Я принял решение. – На самом деле, любовь моя, я должен пойти к нему, и поэтому хотел сначала поговорить с тобой. – Я встал и направился к подоконнику, на котором несколько часов назад оставил свое пальто. Надев его, я добавил: – Я ненадолго, дорогая. Мне только нужно проверить, не могу ли я чем-то помочь.
Мэри проводила меня в прихожую и подала мне шляпу, пока я обматывал шею толстым шарфом. Я нежно поцеловал жену в макушку и повернулся, чтобы идти, но она вдруг схватила меня за руку.
– Не думай, будто я сержусь на тебя, Джон. Я очень ценю твою преданность мистеру Холмсу. Он такой одинокий, такой неприступный… ты просто обязан ему помочь. Ты можешь сделать для него то, что он не позволяет никому другому.
Я судорожно сглотнул.
– Я ненадолго.
Мэри кивнула.
– Можешь остаться у него на ночь, если потребуется.
И она закрыла дверь.
Я отправился на Бейкер-Стрит, даже не подозревая, что ждет меня там.
* * *
По пути я воображал себе Холмса лежащим в постели, принявшим такую дозу кокаина, что он не сможет даже меня узнать. Я представлял его изможденным, погруженным в апатию, или наоборот, яростно палящим в стену из револьвера. Я представлял, что мой бедный друг болен, ранен преступниками, и тщетно зовет меня на помощь, медленно умирая. Только напомнив себе, что на литографии в газете Холмс выглядел вполне здоровым, я смог хоть как-то успокоиться.
Но я ничего не нашел. Войдя в дом и взбежав по лестнице, я оказался в пустой гостиной.
Мне было очень неловко ступить на знакомый ковер, окинуть взглядом комнату, о которой в последнее время я боялся даже думать. Чувство неловкости усугублялось еще и тем, что Холмса не было, и мне казалось, будто я вошел в святилище, нарушив волю хозяина.
То, что Холмса не оказалось дома, легко было объяснить его занятостью и постоянно растущим числом клиентов. Судя по статье в “Стар”, он недавно завершил какое-то громкое дело. Но комната, хотя и чистая, казалась нежилой, как будто ее обитатель отсутствовал в течение нескольких недель.
Я посмотрел на каминную полку. Трубка Холмса лежала на том же самом месте, где я оставил ее в ночь своего бегства. Ящичек, в котором Холмс хранил шприцы, исчез. Меня обдало холодом.
– Холмс! – крикнул я. Ответа не было. Я распахнул дверь в его спальню. Постель была не смята. Открыв платяной шкаф, я обнаружил, что кое-какие старые вещи из его гардероба исчезли, а также не хватало халата и набора для нанесения грима.
Боясь даже надеяться, я взбежал по лестнице в свою бывшую спальню, увидел ее голые стены, и меня бросило в дрожь от ненависти к самому себе. Я вспомнил, как нанял грузчиков, чтобы они вынесли из дома мои вещи и доставили их по новому адресу. Трудно представить, что должен был чувствовать Холмс при виде этих людей. Я снова спустился вниз, повесив голову.
Когда прошел приступ паники, я попытался разработать план действий. Мне нужно было найти Холмса – это очевидно. Но как? Ни один человек не способен спрятаться лучше, чем он, если, конечно, Холмс не поехал к брату, чтобы не страдать от одиночества в опустевшем доме. Но вряд ли он обратился бы к Майкрофту. Братья никогда не были особенно близки, а в распоряжении Холмса оставались по меньшей мере пять убежищ, разбросанных по всему Лондону. Я чуть голову себе не сломал, пытаясь вспомнить их расположение. Иногда Холмс упоминал о каком-нибудь из них, предупреждая меня, что останется там ночевать, потому что в противном случае я бы всю ночь просидел, дожидаясь его возвращения на Бейкер-Стрит.
Стоя посреди комнаты, которую мы так долго делили, я вновь и вновь ощущал боль сожаления. Я видел кресло, в котором сидел в часы покоя, в часы дружеского общения, в часы тревоги, когда Холмс возвращался домой позже обычного. Как я бранил его, когда он приходил поздно, уставший, иногда окровавленный после какого-нибудь очередного опасного приключения. Я с замиранием сердца вспоминал его благодарность, которую он пытался скрыть за своим добродушным подшучиванием, каждый раз, когда я тревожился о его здоровье.
Это было невыносимо. Я знал, что был не прав, когда обошелся со своим другом так низко, и если я не мог загладить свою вину, то, по крайней мере, должен был принести извинения. Не зная, что делать и куда идти, я неожиданно вспомнил о газете с его портретом. Так как других зацепок не было, единственное, что мне оставалось – это прочесть статью о последнем расследовании Холмса.
Я подумал о том, чтобы разыскать газетчика, но встретить его в столь поздний час было практически невозможно. И тут я вспомнил, что все крупнейшие издания доставлялись к Холмсу ежедневно. Я бросился к столу и обнаружил под ним целые стопки непрочитанных газет. Взяв одну из пачек, я уселся в свое кресло и принялся искать статьи о Холмсе.
Его лицо смотрело на меня укоризненно со страниц многих газет. Как оказалось, великий детектив разоблачил шайку преступников, возглавляемую банковским служащим по фамилии Стил, который благодаря своему умению подделывать документы сумел похитить огромную сумму денег из Кинг-Кросского филиала одного крупного банка. Нетерпеливо пролистывая полные благодарности излияния управляющего банком, повторявшиеся почти дословно чуть ли не в каждой газете, я каким-то чудом наткнулся на заметку в газете “Глоб”.
Из заметки следовало, что Холмсу удалось захватить почти всю шайку, за исключением двоих мошенников. Предположительно, преступники укрылись в Уайтчепеле, если еще не успели сбежать на континент. Я просмотрел остальную часть статьи, но не извлек из нее никакой полезной информации, потому что дальше слишком рьяный журналист попытался связать деятельность шайки с анархистами и понес полную ерунду.
Я с улыбкой сложил газету. В Уайтчепеле у Холмса была квартира, которую он часто использовал для переодевания, когда занимался выслеживанием преступников. Однажды он показал мне эту квартиру. Именно с нее и следовало начать поиски. Я решил, что найду ее, удостоверюсь, что с Холмсом все в порядке и попытаюсь, насколько возможно, загладить вину.
Я снова надел шляпу, аккуратно закрыл дверь гостиной и вышел в ясную, холодную ночь.
Очень понравился трейлер фильма "Время", сходила на него сегодня. Вообще я обычно выбираю фильмы по актеру, который нравится, но тут очень зацепил сюжет. Последний раз, когда я пошла на фильм, не зная актеров, был "Эквилибриум". Тогда я не пожалела. О, отнюдь не пожалела, "Эквилибриум" будет на первом месте в моем топ-листе до тех пор, пока Энди Лау не сыграет в антиутопии... Тут я тоже не пожалела. Атмосфера - супер, проработана на 1000%, стражи времени, временные зоны, то, что время - деньги в прямом смысле этих слов... Сюжет - уже не столь однозначно. Борьба человека против системы обычно заканчивается плохо. Имхо, эта борьба может быть успешна, когда борется народ. А если это один чел, ну или два, Бонни и Клайд, Уилл и Сильвия, то хеппи-энд может быть показан, если в нужном месте поставить точку, а точка - это когда выиграли битву, не больше. Короче, я не поняла, за что боролись, кроме того что за "счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный". увы, я принципиально считаю, что от счастья даром счастья не будет, но обратное - это тоже точка зрения, в этом тоже есть своя логика. Актеры. Главгероиню я вообще первый раз видела. Маму главгера играла Тринадцатая из Хауса, я к ней отношусь спокойно. Можно сказать, не отношусь. Главгера играл, оказывается, Джастин Тимберлейк. оказывается, он даже популярный... ээээ... певец, вроде. Не знаю, как он поет, но, имхо, пусть уж он лучше поет. Ну или на курсы какие сходит, а то на фоне главного оппонента он смотрелся на минус полтора по 10-балльной шкале. Сначала еще ничего, а потом, видимо, оне утомились Главного оппонента (заметьте, не злодея), играл Киллиан Мерфи. Я понятия не имела, что его зовут Киллиан Мерфи, но не узнать его было невозможно, такое лицо не забывается
В "Бэтмен: начало" его для меня забивал Кристиан Бейл, в "Начале" - ДиКаприо и Ватанабе... А тут конкурентов у него не было. И я видела у его героя усталость от жизни, и то, что в этой жизни не осталось ничего, кроме обязанностей, работы, то, что он не беспринципный, но и принципов у него не осталось, видела, что душу он вкладывает в свою работу по инерции, по привычке, и что в жизни нет смысла кроме того, чтобы продолжать жизнь... и все это было во взгляде, в улыбке, или в том, что должно было сходить за улыбку... как это - когда боль от жизни просто есть, а не актер страдальчески морщит лоб со стонами "нет, нет...." и "какяразочарованвлюдях...." как вот главгер выдавал?
Кажется, теперь, когда ты внаглую заявляешь, чего именно хочешь на ДР, а, тем паче, на юбилей, это называется не "наглость - второе счастье", а виш-лист))) Хотя бы я сама не забуду, чего хочу))) wish you were here...1. Комнатное растение Замиокулькас, подрощенное 2. Красивая изящная серебряная ложечка, желательно с длинной ручкой 3. Очки без диоптрий со стеклами "хамелеон" 4. Объектив-портретник для Кэнон, 50/1,4 5. Белые (или экрю) вязаные гетры, шерстяные 6. Подушки размером 50х50 см и шторы, светло-зеленые, светло-розовые или оранжевые, в т.ч. римские 7. Чай "молочный улун" в любых количествах 8. Кофе в "Кофейной кантате", "Пьяная вишня" 9. Пароварка Philips HD9120 10. Электронная рамка для фото, черная, с часами и будильником Diframe DF-F10.4S Slim Black 11. Ликер "Калуа"
Собственно, почему бы и не помаяться немножко безобидной дурью в преддверии праздника? Подарки, которые я очень хочу, и которые мне вряд ли кто подарит:
1. Рассказка по циклу "Маг дороги" Дяченко, аушное продолжение "У зла нет власти" о том, как Лена и Макс в очередной раз спасут Королевство
2. Рассказка по "Магу в законе" Олди. Аушное продолжение с вкраплениями от второго лица о том, как князь и Княгиня по-нормальному выяснили отношения, признались друг другу и стали счастливы. Никаких Феди с Акулиной! Накрайняк, в эпизодах
3. Рассказка по ТГ, махровое АУ про Яргу, который так влюбился в ОЖП (Мерисью, ессно), что забыл, как быть злым расхотел быть князем и поселился со своей пассией где-нить на Фиджи, время от времени оказывая услуги короне с барского плеча помогая Санте)) Ярга должен быть мегакрут, но с подчеркнуто трудной судьбой и проблемами, и вызывать в чуткой женской душе непреодолимое желание приласкаться
4. Перевод на русский новой, 4ой книги Дика Френсиса про Сида Холли.
5. Арт меня)) т.е., чтобы меня красиво нарисовали, желательно в анимешном стиле, но похоже на оригинал
6. Перевод с английского книги-интервью с Энди Лау
7. Рассказку по "Шерлоку", где Шерлок переступил бы черту социопатия-откровенная подлость, Джон бы ушел с Бейкер-стрит, а Шерлок потом просил бы прощения и уговаривал его вернуться. Не сопли в горшочке, а чтоб с сюжетом, с расследованием преступления параллельно
три заявки Шерлок/Джон Джон - ангел-хранитель Шерлока. Но в ночь на Хэллоуин он бессилен. Дальнейшее развитие событий - на усмотрение исполнителя.
Шерлок, Джон, Майкрофт, Лестрейд, Джим + др. по желанию В ночь накануне Дня Всех Святых выясняется, что все они - нечисть (кто-то приколдовывает, кто-то вампир и т.п.)
Майкрофт часто засиживается на работе допоздна. Иногда по ночам призрак бывшего владельца кабинета навещает его и читает документы из-за его плеча… Майкрофт может подозревать неладное, а может и не подозревать.